Кроукеру следовало бы не спускать глаз с ротвейлера, но вместо этого он все внимание сконцентрировал на Маргарите.
Ее руки непроизвольно, как если бы они принадлежали другому человеку, открыли конверт и вытащили фотографии. Она бросила взгляд на Кроукера, как ему показалось, как бы ища у него поддержки. Затем судорожным жестом опустила голову.
Это была первая фотография, изображавшая его сердце, пришитое к пуповине.
У Маргариты вырвался слабый вскрик.
Ротвейлер зарычал и, таща за собой стражника, стал приближаться к своей хозяйке, полагая, что она в беде. Собака была права.
— Миссис Д.?
— Все в порядке, Джон. Оставь нас.
До Кроукера донесся звон цепи, которую резко дернул стражник. Ротвейлер вновь заскулил.
На поверхности фотографии отчетливо виднелись капельки слез, блестевшие в солнечных лучах. Маргарита просмотрела все эти ужасные снимки. Она казалась парализованной. Медленно перебирая их снова и снова, она никак не могла решиться отдать их. Это означало бы еще раз сказать «прощай» своему брату.
— Зачем вы показали мне их? — прошептала она наконец. — Это выходит за пределы логики человеческого поведения.
— Да, — подтвердил он. — Теперь вы знаете, почему я здесь.
Кроукер заметил, что пальцы ее рук побелели.
— Я согласилась разговаривать с вами только потому, что...
— Потому, что я полицейский?
Маргарита покачала головой.
— Фэбээровцы, по-видимому, считают, что я у них как быв долгу за то, что они взяли Дома в ФПЗС. Но они ошибаются, так как они не выполнили свои обязательства по сделке. Они не защитили его.
— Это только одна сторона дела, — заметил Лью. — Другая состоит в том, что Доминик Гольдони нарушил правила ФПЗС, и именно это привело к его гибели. Вы забываете, что никогда никто не трогал человека, находящегося под защитой ФПЗС, если он не нарушал контракта.
— Мой брат никогда раньше не был в ФПЗС.
«Touche», — подумал Кроукер.
— Вы знаете, мой детектив, как устроен современный мир? — спросила Маргарита менее суровым голосом. — Никто не хочет взять на себя ответственность. Тогда я никак не ожидала, что фэбээровцы заявят мне: «Извини, но мы выдохлись». Это в принципе слишком вредно для программы. Свои жертвы они будут запугивать, те попытаются бежать, и некоторым из них разобьют головы, а их мозги разлетятся во все стороны.
По мнению Кроукера, Маргарита была права.
— Вот в этом все и дело. Что сделал Доминик Гольдони такого, что его понадобилось убивать? — Он внимательно следил за ее реакцией, так, как если бы она была ротвейлером, приготовившимся к нападению. — Он привез из Куинса свою любовницу по имени Джинни, или, точнее, Вирджиния Моррис, чтобы быть с ней там, куда укрыли его люди из ФПЗС, — продолжал Кроукер.
Маргарита опустила голову. Медленно, одну за другой, она вытирала слезинки с фотографий умершего брата.
— Джинни была также убита вместе с ним.
Маргарита резко вскинула голову, так что даже был слышен хруст ее шейных позвонков.
— Я здесь потому, что пытаюсь выяснить, что заставило Доминика нарушить правила ФПЗС. Моя версия — он хотел прекратить связь с Джинни, а она была против этого. И в этой щекотливой для него ситуации, я думаю, он обратился к кому-то, вероятно к вашему мужу, чтобы он помог ему разрешить возникшую проблему. И может быть, именно это и послужило причиной его гибели. Кто-то проследил за ним и обнаружил, где он скрывается.
— Тони вам не поможет. Он не помог бы даже полицейскому-калеке перейти через улицу.
— А вы знали Джинни?
— Что?
Нечто в словах Маргариты или же в тоне, каким она их произносила, вызвало в сознании Кроукера мысль о том, что она и ее брат были очень близки друг к другу.
— Вы должны были знать, что ваш брат «шалил» на стороне, ведь он очень доверял вам, — сказал он.
Она резко поднялась, так что фотографии соскользнули на землю. Кроукер нагнулся, собрал их, вложил обратно в конверт и поспешил догнать ее.
— Послушайте, может быть, все и не так... — продолжил он, поравнявшись с ней. — Эти сицилийские штучки. Женщины и дела никогда не смешиваются.
— Сексуальные склонности Дома не имеют ничего общего с бизнесом, — резко бросила она. — Кроме того, семейство Гольдони не состоит из сицилийцев, чего я не могу сказать о своем муже. Наша семья родом из Венеции.
— Но вы и ваш брат наполовину сицилийцы.
— Его мать, но не моя.
Ротвейлер бросился в сторону так быстро, что чуть не свалил с ног державшего цепь молодчика. Потом он остановился, расставив задние лапы. В передних он держал небольшого зверька — бурундучка или, вероятнее, полевую мышь. Ротвейлер начал его жадно пожирать. Послышался негромкий, но явственный хруст разгрызаемого черепа зверька. Маргарита стояла и смотрела на это зрелище без особого волнения или отвращения, просто с любопытством. Такое же выражение было у нее и тогда, когда она увидела Кроукера.
— Итак, вы знали Джинни Моррис, — заключил он.
— Я этого не говорила. — Она посмотрела вокруг себя, как если бы в этой так надежно охраняемой усадьбе ее мог кто-либо подслушивать. — Однако и в самом деле я ее знала. Я знала всех его любовниц. Я была единственным человеком, которому он мог довериться полностью.
— Тогда вы знаете, куда ФПЗС поместила вашего брата?
— Нет. Я только подготовила Джинни к переезду. Остальное все Дом делал сам.
— Боже милостивый! — Кроукер понял, почему она плакала над фотографиями, — она помогла своему брату нарушить правила ФПЗС, а за это нарушение он и был убит.
— Доминик был... необычный во многих отношениях, — произнесла Маргарита. — Что же касается его любви к женщинам, то он был подобен Джону Кеннеди — он просто не мог удержать себя. Кажется, существует медицинский термин того, чем страдали они оба, это «сатириаз».