Кайсё - Страница 61

— У тебя чересчур разыгралось воображение, — сказала Маргарита, а у самой в ушах прозвучал знакомый голос: "Что же еще я тебе дал, Маргарита? Сейчас ты познала, что у тебя есть сила воли... сделать все, что пожелаешь.

Маргарита вздрогнула, но уже не столько от страха, сколько от неприязни к мужу.

— Ты так думаешь? Кажется, до этих событий тебе вполне хватало твоего бизнеса?

— Бизнес есть бизнес, Тони. И мой успех доказал, что у меня есть голова на плечах.

Тони фыркнул.

— Нет только печки, где выпекают булочки.

Из глаз Маргариты хлынула слезы.

— Подонок! Бьешь в больное место. Три выкидыша ради того, чтобы подарить тебе долгожданного сына. В чем здесь моя вина? Последний раз я была при смерти.

Тони покачал головой.

— Возможно, это связано с физиологией, — резюмировал он, — а возможно, и с психикой. Ведь ты никогда не хотела связывать себя детьми. Посмотри на нашу дочь. Разве она тебя остановила? Когда она была еще малышкой, ты хоть раз задумалась над тем, что ей нужно постоянное общение с матерью?

— А ты задумывался над тем, что отцу не мешало бы приходить домой вовремя и тоже заниматься ребенком?

— Это совершенно разные вещи, — вскричал Тони. — Я работал до рези в яйцах ради того, чтобы мы купили собственный дом и я не чувствовал бы себя должником твоего брата. И чем все это кончилось? Жизнью в его поместье, будь оно проклято, с дочерью, не знающей, как следует должным образом приветствовать отца.

— Нетрудно понять. Твой статус мужчины дает тебе основания игнорировать семью, не так ли?

— Этого бы разговора не было, — простонал он, — будь у меня жена, чувствующая ответственность перед собственным ребенком! И понимающая, что значит быть матерью!

— Боже Всемилостивый! Как я устала от тебя и твоих придирок.

Бросив на жену свирепый, в сицилийской манере взгляд. Тони буркнул:

— В таком случае убирайся вон.

Маргарита, уронив голову, расплакалась.

— Возьму да уйду.

— Долбанная кошелка, набитая дерьмом!

Маргарита побледнела и вскинула голову.

— Не смей со мной так разговаривать! В таком тоне ты не говоришь даже со своими прихвостнями!

— Потому что они мужчины, а не долбанные бабы!

Ее взметнувшуюся для пощечины руку Тони без труда отвел в сторону и больно припечатал Маргариту к стене. Очень больно. К этому ей было не привыкать.

Кипя от гнева, Тони начал вытаскивать из петель брючный ремень.

— Мне кажется, что необходимо довести все происходящее до логического конца. Слишком давно я не преподавал тебе уроков.

На последнем слове он осекся — направленный в живот ствол револьвера 45-го калибра успокоит любого.

— Вас, чертовых сицилийцев, можно угомонить только одним, — бросила Маргарита, поднимаясь с кровати.

— Маргарита!..

— Я умею им пользоваться: если ты считаешь иначе, то это будет твоя последняя ошибка.

Что она ощутила в тот момент? Ярость? Нет, подобного рода чувства приходили к ней и прежде, но она подавляла их в душе, загоняла их внутрь себя подобно тому, как загоняют джинна в бутылку. Что же теперь? Маргарита чувствовала неведомую доселе, наросшую над гневом и страхом стальную корку — силу воли, способную вырвать ее из водоворота кошмаров ее прежней жизни, и она цеплялась за это новое ощущение, как утопающий за соломинку.

Едва различимый голос нашептывал ей: «Я ведь так долго... как бы сказать?.. Жила в страхе. В страхе перед тобой. Страхе. Я боялась вымолвить слово. Ты бил меня, а я, закусив губу, молчала. Даже брату ничего не говорила. Все потому, что жила в страхе».

Маргарита вделала шаг вперед, и Тони попятился назад.

— Послушай, детка. Остынь. У тебя был жуткий стресс после смерти брата, а потом этот неизвестно кто...

— И ни единого доброго слова, когда я вернулась с дочерью на руках, ни намека на сочувствие. В твоих глазах была только ненависть. Тони. Ты думал... впрочем, нет, ты был уверен, что он изнасиловал меня. Ты смотрел на меня, как на вывалявшуюся в грязи. Потому что я была с ним. У тебя было такое выражение лица, о Господи, не знаю, как выразить словами, но во мне все застыло, и я чувствовала себя подобно...

— Детка...

Тони попытался приблизиться к ней, но Маргарита угрожающе повела стволом. Дистанция, разделявшая их, не давала возможности Тони применить мужскую силу. Кроме того, его пугал какой-то непонятный блеск в ее глазах.

— Маргарита, ты сказала свое слово. Почему бы не убрать теперь эту штуку... пока никто не пострадал.

— Нет, Тони. И довольно «деток», довольно издевательств и побоев. С этим покончено, раз и навсегда. Отныне будет новый порядок. У сегодняшней Маргариты хватит сил убить тебя. Я смогу нажать на курок — дай мне только повод, и мой палец не дрогнет. Вот так я изменилась — обрела силу... нет, вернее сказать, вернула ее себе. И, Бог мне в помощь, вновь стала уважать себя.

Тони облизал пересохшие губы, блеск его глаз от ствола револьвера отражался на ее лице.

— Давай поговорим нормально. Ты, видимо, не совсем понимаешь, что здесь произошло за последние несколько дней. Конечно, ты беспокоилась за ребенка. И это убийство Дома...

— Послушай, ублюдок, мне прекрасно известно, что здесь произошло — и с Домиником, и с Франсиной, и со мной. В неведении пребываешь лишь только ты.

— Я понимаю, что всех нас оскорбили. Мой дом... мою семью...

Маргарита приложила пальцы к виску, и ее глаза сверкнули:

— Теперь я все поняла. Плевать ты хотел на Франсину, моего брата и меня. Все упирается в тебя, долбанного ишака! Тебя заботит то, что он сделал с тобой.

Сказав это, Маргарита ощутила, что ее уста произносят не собственные слова, а слова покойного брата. Одна ее половинка не верила в это, другая же, как в волшебной сказке, перенеслась в воспоминания: вот он, Доминик, живой, приставил дуло пистолета ко лбу Рича Купера, ее делового партнера. Когда-то Маргарита хотела расширить компанию «Серениссима», ее собственное детище, и выйти на мировой косметический рынок, однако Рич посчитал это рискованным предприятием. Доминик полдня убеждал ее в необходимости этого шага, тот не желал ничего слушать, и тогда Доминик прибег к последнему аргументу. Позже, уже с подписанным контрактом во внутреннем кармане пиджака, он пояснил ей: