Нажимая с силой на глазные яблоки Николаса, До Дук открыл другую дверь в Шестых воротах к кокоро. Эти ворота оставались закрытыми столетиями. Открывать их было запрещено даже тем, кто пришел за Мессулете и узнал их темные и трагические секреты. Это были Шестые ворота, единственные, которые были опечатаны чарами и магическими формулами и которые не пытался раскрыть даже Заратустра.
Но Заратустра также не решился избрать в качестве своего талисмана белую сороку, посланницу богов, предвестницу их конечной гибели. И именно белую сороку призвал теперь До Дук, произнеся слова, которые он вытянул из сознания Ао после того, как этот шаман нунги отказался сообщить их ему. Что означали предостережения старика по сравнению с силой, которую он освобождал, призывая белую сороку.
Таким образом запретные Шестые ворота были раскрыты, а До Дук купался в гибельном сиянии ужасной асимметрии, которая распространялась за ними. Он сделал одна шаг и услышал звук, издаваемый белой сорокой, так ясно, как если бы был снова в бескрайних просторах гор, в своем доме среди нунги.
Он не мог понять, где находится и что лежит перед ним, пока белая сорока, вцепившаяся мощными когтями в его плечо, не произнесла ему на ухо. Тогда он понял.
Он видел асимметрию такой, какой она была, — другой реальностью, распространяющейся далеко за пределы метафизического кокона, в котором находится физический мир. И вот теперь он использовал ее как небесный меч, вонзив его в разум своей жертвы.
Николас, получив внезапный мощный удар психической энергии, интуитивно почувствовал последствия его. Он ошибся. Замена лиц была произведена не только ради нанесения шокового удара. Цель в голове Мессулете была более ужасной.
Давление на глаза стало таким сильным, что его приемники болевых ощущений переполнились, захлопнулись, и все лицо онемело. Затем его пронзило гибельное сияние, и он понял, что должно произойти.
Мессулете нужно было не только его лицо, но и вся его суть, которую он намеревался высосать из него путем слияния психического и метафизического. Этот процесс и происходил сейчас.
И он исчезнет, как клубок дыма, оставив лишь мертвую оболочку, в которой нашедшие ее признают самого Мессулете. Теперь, когда сияние полилось внутрь через пальцы Мессулете, продолжавшие сильно нажимать на его глаза, Николас призвал последние остатки энергии и, открыв глаз тандзяна, начал наматывать блестящую нить, нить жизни, которую протягивала ему Челеста, отдающая психическую энергию, которая была ему так необходима.
И вдруг он остановился в ужасе и отчаянии. Звон колокольчика, чистый прозрачный зеленый свет исчезли.
— Последние инструкции.
— Этот человек — Роберт, — заявил Лиллехаммер. — Вы его найдете и доставите мне.
— Из Японии? А как в отношении соблюдения формальностей?
— Не существует никаких формальностей, когда дело идет о моих людях.
В комнате стоял неприятный запах застоявшегося сигаретного дыма и страха, словно в комнате для допросов. Но это было маленькое кубической формы складское помещение воздушной компании в вашингтонском международном аэропорту, где находился Лиллехаммер.
— Итак, я доставлю его назад, сюда, — повторил Кроукер, чтобы не было никакой ошибки.
— Верно. — Лиллехаммер бросил на него косой взгляд. — Нарочный доставил вам все, что нужно?
— Служебные удостоверения, паспорта, деньги в юанях в долларах, билеты, заказ на номер в токийской гостинице. Все.
— А что в отношении оружия?
«Солдат — всегда солдат», — подумал Кроукер.
— Я сумею постоять за себя. — Он поднял свою руку из титана и поликарбоната, сжав вместе иглообразные ногти.
— Годится.
— Думаю, что да.
Кроукер повернулся, чтобы уйти. Затем резко обернулся, как если бы внезапно к нему пришла новая мысль.
— Еще одна вещь. Почему вы мне не сказали, что знали, кто убил Доминика Гольдони?
Лиллехаммер, всегда сохранявший хладнокровие, не изменил себе и на этот раз.
— Откуда вы узнали? — спокойно спросил он. Воздух в камере действительно был отвратительный. Может быть, вышла из строя вентиляция, подумал Кроукер.
— Это неважно. — Он приблизился к Лиллехаммеру. — Вы думаете, что я растерял все свои контакты?
— Все это вас совершенно не касается. Я не знаю, какая муха вас укусила.
Кроукер еще на шаг приблизился к собеседнику.
— Скажите мне, это До Дук сделал с вами? Превратил ваше лицо в маску? Ведь в этом все дело, не так ли?
— Пожалуй, хватит об этом, — резко оборвал его Лиллехаммер. — Заткнитесь и делайте свою работу. Не дурите со мной.
— Я вас не боюсь.
— Тогда вы глупец.
— Не глупец. Просто достаточно подготовлен. — Он ухмыльнулся, глядя на Лиллехаммера. — Вы когда-нибудь слышала о том, как ходят задом наперед? Нет? Мы так делала нередко в нью-йоркской полиции, иначе рискуешь получить нож в спину. Не от тех, кого вы преследуете или в свое время отправили в отсидку, а от сотрудников министерства внутренних дел: захудалого окружного капитана, лейтенанта, сгорающего от нетерпения подняться по служебной лестнице, районных прокуроров, которым надо поточить свои политические топоры, от любого, с кем или для кого вы работаете. Конечно, мы заботились о своей безопасности. И мы никогда не забывали о тех страшно неприятных способах, которыми приходится предохранять себя от удара ножом в спину.
Лиллехаммер поднял обе руки.
— Давайте оставим эту скользкую тему, хорошо? — Он взглянул в сторону. — А, черт! Хорошо, слушайте. Мне необходимо, чтобы вы нашли этого ублюдка. Я не лгал вам. Да, я знаю его... по Вьетнаму. Он был одним из трех человек, которые посадили меня в клетку, издевались надо мной, сделала это. — Он провел по губам указательным пальцем. — Одним из этих подонков был сумасшедший парень по имени Майкл Леонфорте. Он ушел к аборигенам в Лаосе. Меня послали из своего подразделения доставить его обратно, но я был захвачен. Леонфорте командовал группой нунги — членов вьетнамского горного племени. Потом он привлек к себе еще двоих: свихнутого парня по имени Рок и его приятеля До Дука.