— В нго-май-ут, — сказала Рената, — белая сорока занимает особое место. Вы должны понять, что во всех культурах мира полет — один из самых больших элементов власти шаманов. Птица — это символ... не только полета... но и перевоплощения человека в Бога.
Кроукер некоторое время раздумывал над этими словами. Его общение с Николасом подготовило его к тому, чтобы верить в фантастическое. По собственному опыту он знал, что другие редко бывают внимательны и часто неправильно понимают реальность, существующую за фасадом обычного. Кроме того, он сам мог ощущать, подобно тому как моряк интуитивно чувствует течения в море, слияние потоков в крайне беспокойную ауру на месте убийства. Эта странная форма двойного видения, подобная той, которую связывают с мигренью, приходила к нему, когда то, что раньше было необъяснимым, внезапно приобретало форму и значение.
— Какое отношение это перевоплощение имеет к Джинни Моррис? — спросил он.
— Никакого, — ответила Рената. — Это... как бы лучше выразить... подпись.
— Подпись?
— Да. — Рената кивнула. — Белая сорока имеет отношение к убийце, а не к приносимой жертве.
Кроукер сделал шаг вперед, его сердце сильно стучало в груди.
— Вы хотите сказать, что это перо может указать на убийцу?
— Совершенно верно. Известно, что священники нунги при их посвящении выбирают в качестве своего знака или талисмана близкое им животное.
Она отвернулась, прикусив губу мелкими белыми зубами.
— Если вы знаете, кто убил вашего сына, вы должны назвать его мне.
Рената провела пальцами по лбу, как бы смахивая с него прядь волос.
— Для нунги белая сорока — это птица исключительной силы. Через нее Бог разговаривает со священниками. Она священна. Тот, кто пользуется ее перьями...
На них накатилась тишина, липкая и таящая в себе опасность, подобно новой асфальтовой дороге.
Кроукер начал что-то говорить, но, взглянув на Маргариту, тут же осекся. Она молчала, ее глаза были полузакрыты, как от яркого потока света, грозящего ослепить ее.
Рената глубоко вздохнула, как бы собираясь с силами.
— Как я уже сказала, белая сорока — птица исключительной силы, но выбор ее в качестве талисмана при посвящении заканчивался почти всегда катастрофически. Потому что она привлекает разрушительную силу богов. — Ноздри Ренаты расширились на мгновение, как бы вдыхая новый запах. — В истории нунги те, кто стремился через эту птицу услышать голос Бога, сходили...
— С ума? — закончил за нее Кроукер.
На губах Ренаты вновь появилась эта странная, похожая на полумесяц улыбка.
— Нет, результатом перевоплощения было не сумасшествие, а нечто гораздо худшее.
Рената повернулась так, чтобы жеребец мог видеть ее, а не только чувствовать ее запах, положила руку на его загривок и стала ритмично его поглаживать.
— Что может быть хуже сумасшествия? — удивленно проговорил Кроукер.
— Послушайте меня. В этом есть логика, — сказала Рената, продолжая ласкать животное. Казалось, что, поглаживая загривок лошади, она пыталась обрести спокойствие и избавиться от дурных предчувствий и страха. — С тех, кто выражает желание стать божественным, медленно сдирают с живых кожу, слой за слоем, избавляют их от всего присущего человеческому существу: способности чувствовать душевное волнение, подвергаться воздействию окружающего мира. Постепенно они переходят в мир теней, откуда они сами могут оказывать воздействие на окружающий мир, но бессильны сделать что-либо, чтобы этот мир затрагивал их каким-либо образом. Они похожи на ходячих мертвецов. — Она хмуро посмотрела на Кроукера. — Таким образом рождаются зомби, вампиры и прочие неумершие мертвецы, которым люди дали разные имена.
Глаза Ренаты были похожи на цветные драгоценные камни, через которые, подумал Кроукер, можно было бы бросить взгляд на опасную игру теней другого мира.
— Тот, кто совершил эти убийства, — сказала Рената, — непростой человек. — Она помедлила минутку. — Его нельзя отыскать обычными методами.
— Мне надо не только отыскать его. Я должен остановить его.
— Это может оказаться невозможным.
— Для меня это неприемлемо.
Сардоническая улыбка появилась на губах Ренаты.
— Вы не встречались с этим человеком. Вы, и Маргарита, и я, мы живем за счет мяса животных и зерен, произрастающих из земли. Этот человек — другой, уверяю вас. Он получает средства к существованию из более эфемерных источников.
— Но он смертен?
Рената не сразу ответила ему.
— Если вы пошлете пулю в его мозг или вонзите нож в его сердце, он умрет. В этом смысле, да, он смертей. Но он Мессулете, и, если вы не убьете его сразу, вы окажетесь перед лицом смертельной опасности.
— Вы хотите сказать, что, даже будучи раненым, он сможет действовать лучше, чем могу сделать это я?
— Я хочу, чтобы вы запомнили, что я рассказывала вам про белую сороку и ее силы. — Рената опустила взгляд на фотографию с Лестницей души. Затем вскинула голову: — Вы не кажетесь скептиком.
Кроукер покачал головой:
— Я не скептик. — Подумав о Николасе, он добавил: — У меня есть друг, который имеет подобного рода контроль над своим телом.
Теперь он чувствовал, что Рената изучает его с повышенным интересом. Она перестала поглаживать коня.
— Как зовут этого человека? — спросил Кроукер.
— У него много имен. Давайте подумаем. В этой стране он назывался Дональдом Траком и Робертом Асуко.
«Роберт», — подумал Кроукер, взглянув на Маргариту. Но ее голова была опущена, скрыта в тени.
Рената переменила позу.
— Его мать, вьетнамка, звала его До Дук. Он взял себе японскую фамилию Фудзиру, когда бежал из Сайгона, убив своего хозяина, француза, торговавшего оружием, который в какой-то мере и вырастил его. Один Бог знает его настоящую фамилию. Его отец неизвестен. Может быть, это просто прихотливая фантазия До Духа — считать, что его отец был японцем.