— Я сделал то, что должен был сделать. Кроме того, Джонни очень хотелось подраться.
Фэйс встала, через его плечо посмотрела на дверь.
— Я надеюсь, что Христос помог вам убить его, потому что, если в нем осталась хоть капелька жизни...
В этот момент дверь резко отворилась, и Джонни Леонфорте, обливаясь кровью и потом, вломился в комнату с пистолетом в руке.
— Оками, ублюдок, я убью тебя к чертовой матери!
Оками позволил своему телу поступать в соответствии с глубоко сидящим в человеке инстинктом самосохранения. Следуя сути боевой тренировки, состоящей в том, чтобы не дожидаться приказаний своего ума, он бросился головой вперед за кресло, с которого встала Фэйс, внимание которой в это время было сосредоточено на Леонфорте.
— Джонни!..
— Заткнись! — закричал Леонфорте. — Что вы двое делаете вместе? Устраиваете против меня заговор, как ты уже сделала с вонючим шпионом Альбой? Или занимаетесь интимным делом?
— Не глупи.
Этого не надо было говорить.
— В любом случае, это за мой счет! — Он выплевывал слова, брызгая слюной, как сумасшедший. — Уйди с пути, Фэйс, или я всажу пулю и в тебя!
Она пыталась его успокоить, но было слишком поздно.
— Джонни, взгляни здраво... Между Оками и мной ничего не происходит. Если ты только успокоишься...
— Я успокоюсь, — оскалился Леонфорте, нажимая на спусковой крючок, — когда ад покроется льдом! — Последовали выстрелы — один! два! три! Пули полетели через спинку кресла, как раз когда Оками потянул Фэйс вниз. Одна из них попала в ее левое бедро.
— Ox! — вылетело сквозь ее зубы, сжатые от боли и шока.
Перебравшись через нее, Оками прополз всю длину кресла и быстро выглянул из-за своего искусственного укрытия. Леонфорте стоял, расставив ноги, с руками, вытянутыми перед ним, в классической позе стрелка из пистолета. Он снова выстрелил. Пуля рикошетом прошла так близко от левого уха Оками, что он почувствовал в нем боль.
— Я знаю, где вы находитесь, мерзавцы, и я выбью из вас все мозги.
Оками не сомневался, что Леонфорте сдержит свою угрозу. Он никогда не думал о смерти, но сейчас смотрел ей прямо в лицо. Его не особенно тревожило то, что он видел. Он чувствовал, что кровь бьется в его венах, а сильные мышцы сердца сжимаются и разжимаются. Его жизнь находилась в ладони его руки. Он не собирался отступать и решил, что если выберется отсюда живым, то никогда не позволит себе попасть снова в положение слабого. «Готов или нет, но я пошел!» — решил он.
Оками собрался с силами, чтобы начать действовать, потому что дальнейшее пребывание за прикрытием кресла означало неминуемую смерть.
В это мгновение он услышал громкие алые голоса. Затем послышался звук выстрела, но пуля не прошла через спинку кресла.
Оками решил выглянуть еще раз и увидел, к своему удивлению, как Леонфорте ударил рукояткой пистолета по окровавленной голове Винсента Альбы. Он уже всадил две пули в Альбу и теперь пытался свалить его на могучие колени ударами пистолета по голове.
Выскочив из укрытия, Оками обогнул кресло и бросился к месту, где стоял Леонфорте. Как и догадывался Оками, Леонфорте боковым зрением заметил его движение. Но в болезненном состоянии он реагировал на все замедленно. Когда он понял, что кто-то движется, то решил, что Оками бросится прямо на него. Поэтому он дважды выстрелил в этом направлении.
Это дало возможность Оками подобраться с другой стороны и накинуться на Леонфорте. Он заметил, что Леонфорте направил на него пистолет, и понял, что у него есть только один шанс. Его вакидзаси находился в горизонтальном положении. Нож Оками полоснул по лицу Леонфорте и врезался в его грудь в тот момент, когда он произвел свой третий выстрел. Оками почувствовал, как нож натолкнулся на ребра и проскочил между ними.
Леонфорте зашатался, его глаза широко открылись. Он попытался что-то произнести, вероятно, последнее ругательство, но глаза закатились, а ноги потеряли устойчивость. Он качался над быкообразной фигурой своей последней жертвы. Рука Леонфорте скользнула по окровавленному лицу Альба, как по льду. Затем он рухнул назад на столик с напитками, разбросав бутылки во всех направлениях.
Холодная вязкость ликера сливалась с тошнотворной сладковатостью смерти.
Оками, испачканных кровью, с ножом в руке, стоял, уставившись на Леонфорте. Он пытался вызвать в себе чувство сожаления, но так и не смог.
Через минуту он повернулся и пошел обратно, туда, где лежала Фэйс, наполовину закрытая перевернутым креслом, на котором она раньше сидела. Оками отложил свой вакидзаси, снял с нее опрокинутое кресло.
— Много крови?
Она вмела в виду кровь, которую потеряла сама. Оками направился в кухню, нашел тонкое полотенце, вернулся и, встав на колени, крепко завязал ее бедро несколько выше раны.
— Недостаточно, — сказал он, имея в виду, что недостаточно для того, чтобы умереть.
— Я не чувствую своей ноги.
— Так и должно быть.
Фэйс взглянула на него.
— Я не знаю. Это не моя область. — Она попыталась засмеяться. — Я прошла через всю войну и никогда не видела ни одной раны.
— Интересная война, — заметил Оками.
— Джонни?
— Мертв. Но раньше он убил Альбу.
— О боже! — прошептала она. Ее глаза закрылись, а губы зашевелились. — Дайте мне подумать. — Ее глаза внезапно открылись и показались ему такими же красными, как и кровь, разлитая по всей комнате.
Она облизала губы.
— Есть местечко, куда я хочу, чтобы вы меня отвезли.
— Я знаю, где находится армейский госпиталь.
— Нет, не туда. — Она подождала немного, но, когда он не ответил, добавила: — Я не знаю, могу ли я вам доверять.