Кайсё - Страница 145

145

Через несколько лет, когда Оками позвали в дом отца в ночь его убийства, Оками стоял на коленях около кровати и дожидался прибытия матери. Он не позволил никому из людей отца войти в спальню, хотя и не мог запретить им двигаться по дому и по прилегающей территории, чтобы охранять его. Потом он расправится в одиночку с каждым, кто проявил нерадивость при исполнении своих обязанностей по отношению к отцу. Но в тот момент он склонил голову и, взяв холодную руку отца в свои руки, чувствовал, хотя и было другое время года, тот нежный, сладковатый запах, исходящий от цветов вишни в разгар их краткой лучезарной жизни.

Теперь, снова шагая по парку «Уено», Оками глубоко вдыхал в себя волшебный аромат, полный воспоминаний. Он взглянул на полковника, который снова и снова прочитывал документ, почте не делая каких-либо замечаний.

— Если вы направитесь с этими материалами прямо к Макартуру... — обратился к нему Оками.

Полковник строго посмотрел на него.

— С чего вы взяли, что он еще незнаком с планами Виллоугби?

У Оками не было готового ответа на такой вопрос.

— Здесь, среди вишневых деревьев, — мягко сказал полковник, — мы должны не спеша, спокойно посмотреть на всю эту картину.

Он сделал несколько глубоких вздохов, и Оками снова подумал, что понимает, почему ему так нравится этот человек с Запада.

— Я знаю, на что способны эти люди, — продолжал полковник тем же спокойным тоном. — Я знаю, что они отдали приказ уничтожить вашего брата.

— Он был пацифистом, — сказал Оками приглушенным голосом. — Он был храбрым, а не я. Он открыто высказывал то, что я чувствовал своим сердцем, но никогда не говорил вслух.

— Вероятно, он также был несколько глуп, — заметил полковник. — В то время нельзя было высказывать то, что думаешь, если это противоречило мнению большинства.

— Нет, нет, разве вы не понимаете, что он был прав для себя самого. Он был героем. — Горечь в голосе Оками была как яд, всыпанный в кубок вина. — А наградили меня. Это была шутка, конечно, потому что все, что я сделал, я сделал со страха за свою собственную жизнь. Мой капитан выстрелил бы мне в спину, если бы я не исполнил приказа. Я должен был рискнуть. — Вероятно потому, что он был пьян, он добавил: — Вы не собираетесь спросить у меня, почему я должен был рискнуть и получить пулю в спину?

Полковник остановился, взял пустую бутылку из руки Оками.

— Я знаю почему. Из-за славы. Если только мы могли бы упасть, как цветы вишни весной — такие чистые и светлые!

Когда полковник продекламировал стихи, которые написал пилот-камикадзе перед смертельным полетом, Оками заплакал. Он был пьян, рядом с другом, так что это было позволительно и даже желательно. Внутренняя напряженность от сдерживания в себе эмоций периодически требует выхода.

— Генерал Макартур не может, вероятно, одобрять то, что задумывает делать Виллоугби, — сказал Оками, вытирая глаза. Холодный, освежающий ветер выветривал из него хмель, несмотря на все его усилия не трезветь. — Перевооружение Японии сейчас было бы дипломатической неудачей для вашей страны и экономической катастрофой для моей. Если Япония не найдет пути для создания новой экономической базы, основанной на товарах мирного времени, не будет будущего для всех нас.

— Согласен, — заметил полковник. — И также, я полагаю, согласен с этим и Макартур.

Он спрятал руки за спину и стал ритмично ими пошлепывать одна о другую.

— Но мы еще не знаем, куда идет эта информация и кто может сейчас иметь к ней доступ. Кто является сейчас нашим врагом, Оками-сан? Я не знаю его, а вы? У меня растет подозрение, что враг может быть могущественным и имя ему — легион.

— У нас нет времени для размышлений. — В своем состоянии он словно выплюнул последние слова. — Вы должны пойти к Макартуру...

Полковник покачал головой.

— Нет, послушайте меня, мой друг. Мы должны разрушить план, задуманный Виллоугби, но нам следует быть осторожными. Макартуру претит даже малейший намек на раскол между его людьми. У него свои проблемы с президентом и союзниками, и он очень осторожно относится ко всему, что могло бы вызвать отрицательную реакцию общественности. Нам нужно узнать, что на уме у тех, кто выступает против нас. Скажите, Оками-сан, могли бы вы вытащить свой катана, если бы были глухим, немым и слепым?

— Да, если я буду должен сделать это, — ответил глухо Оками. Он продолжал находиться в возбужденном состоянии из-за остатков алкоголя в организме и из-за жажды отмщения.

Полковник помолчал, повернулся к Оками. Они стояли под старой вишней. Окруженные ее воздушными, ароматными ветвями, они были похожи на богов на вершине горы Фудзи, рассуждающих о судьбе смертных под ними.

— Вы не похожи на человека, способного пойти на самоубийство. Я знаю вас достаточно хорошо, — резко сказал полковник.

Он вновь покачал головой.

— Нам известно, что Альба и его капо в Штатах вторгаются сюда, и не только в американский черный рынок, но также и в ряды вашей собственной якудза. Мафия и якудза в одной постели — пугающая перспектива. Это и есть наша главная проблема. Замысел Виллоугби — только часть более широкой картины, которую нужно четко представить, прежде чем мы будем знать, по какому пути нам пойти.

— Полагаю, что настало время, чтобы я нанес визит Альбе.

— Нет. Думаю, что это было бы ошибкой. И, кроме того, мы еще не знаем, кто наш друг и кто враг.

Они продолжили прогулку. Солнце грело их плечи. Утренний свежий ветерок прекратился. Полковник был вынужден помолчать, пока они проходили мимо пары вооруженных солдат. К ним подбежал ребенок. Его руки были полны цветков вишни, которые он собрал на траве.

145