Кайсё - Страница 122

122

Красные фигуры проносились через черную сетку его искаженного сознания, жуткие изображения существ в капюшонах кривлялись, проходя через его лихорадочный мозг, неестественные картины, выплывающие из зари человечества, родовые инстинкты проскальзывали через джунгли боли и раскалывающее череп давление.

— Николас!

Бежала вода, звуки, подобные звону колоколов, пробивались через завывание, нарастал ураган. Но вот появилась тоненькая ниточка тишины, радужная и иллюзорная, как крыло какого-то насекомого. Ничего не видя, Николас потянулся к ней, но не достал. Вой усилился, неистовство урагана угрожало полностью захватить его, холодная рука смерти протянула свои костяные пальцы к его дыханию, лишая его...

— Николас!

Он услышал ее, понял ее намерение, говорил с ней мысленно, хотя испытывал сильное головокружение и смертельно устал.

— Здесь...

Это было все, что он мог произнести.

Ниточка опустилась. Она была линией жизни в окружающем его хаосе. Она прошла через его существо, обвилась вокруг него, отбросила руку скелета, уменьшила рев текущей энергии, вытянула его из бездны, которая открылась под ним, бездны, которая была ниже кокоро.

Теперь Николас увидел, куда завлекла его, ослепленного, атака неприятеля. Он находился прямо под кокоро. Вот почему семь путей к кокоро оказались заблокированными. Он потянулся кверху в начал совершать ритуальные позванивания колокольчиками, устанавливая ритм в центре мироздания, который превратит мысль в действие.

Он позволил закрыться и уснуть своему глазу тандзяна, зная теперь, что психический ураган, который вызвал Мессулете, сделал его сейчас ненадежным. Открыв естественные глаза, Николас увидел Челесту, притаившуюся и дрожащую от испуга, но тем не менее протягивающую психическую нить, которая и спасла его.

А за ней находился Мессулете.

В этот мучительный момент кризиса заявила о себе та последняя грянь правды, которую он тщательно скрывал от себя, — он не мог позволить, чтобы с Челестой случалось что-либо. Он был потрясен, он любил ее.

В это время до его ушей донеслось шуршание, похожее на звуки, издаваемые насекомым, попавшим в паутину. Его внимание отвлеклось на мгновение, а глаза увидели яркую вспышку, отчаянно посылавшую сигналы в его сознание. Из темноты вылетел со свистом кинжал, брошенный прямо в его грудь.

* * *

Во всех отношениях Рената Лоти была женщиной, обращающей на себя внимание. Ей было лет семьдесят пять. Она была высокая, стройная, без каких-либо внешних признаков дряхлости, которые обычно годы накладывают на женщин ее возраста. Ее спина не была согнутой, в руках не чувствовалось никакой дрожи, в походке не было никаких признаков слабости. Легкое, но заметное прихрамывание не сказывалось на ее подвижности или выносливости.

— Она ловкая и умная, — сказал ему торговец оружием Делакруа, — что редко бывает в людях, особенно в женщинах. Она — пользующийся влиянием продавец, специализирующийся на торговле в Азии. Это то, что вам нужно.

Гаунт встретился с ней на углу Конститусьон-авеню и Семнадцатой улицы, по другую сторону овала, составляющего фасад Белого дома. Он испытывал то странное ощущение, которое охватывает человека в столице, именно, что ты находишься где-то в загородном парке, не в центре городской суеты. Широкие открытые пространства создают прекрасную основу Вашингтона, где соперничают друг с другом небо и величественные сооружения из камня и железа.

Позади Гаунта возвышалось здание ОАГ в стиле ренессанс с тремя арочными входами, массивными бронзовыми воротами и любопытной статуей, представляющей соединение двух Америк, Северной и Южной, и свидетельствующей о полной несовместимости двух культур.

У Ренаты Лоти было лицо сильной и решительной женщины, которая знает пути в коридорах глиста, имеет четкое представление о себе и своей цели в жизни. Если она когда-либо и перестала быть доверчивой, столкнувшись с жизненными разочарованиями, то с того времени прошло очень много лет. Она никогда не проявляла цинизма уставшего от жизни человека или неубедительного шовинизма, которыми пропитаны политики Вашингтона. С крупным носом, высокими скулами, глубоко посаженными лазоревого цвета глазами, твердой линией подбородка она была женщиной, с которой должны были считаться всегда и везде. У нее были коротко остриженные волосы цвета платины, что, наверное, было несколько необычным для женщины ее возраста, но соответствовало ее сильному характеру.

Одета она была в черный костюм, сшитый из шелкового букле, черные туфли из кожи аллигатора. В ее руке была гармонирующая с одеждой сумка, на плечи накинуто модное короткое черное замшевое пальто. На ней не было дорогих украшений, за исключением кольца с неограненным сверкающим рубином на безымянном пальце левой руки, где обычно носят обручальные кольца.

— Мистер Гаунт?

Он кивнул. Рената Лоти улыбнулась, показав на миг мелкие белые зубы.

— Очень любезно с вашей стороны встретиться со мной так быстро.

Он пожал протянутую ею руку.

— Я знала вашего отца. Это был человек, которым можно гордиться. — Она негромко засмеялась. — Кроме того, я была на очень скучном спектакле, когда вы меня вызвали, я уже и сама думала о том, чтобы уйти. Вы предоставила мне хорошее оправдание для ухода.

Ее голова склонилась набок, как у молодой девочки, оценивающей мальчика, впервые пришедшего в класс.

— Вы говорите, что номер моего телефона вам дал Тимоти?

— Да, Тимоти Делакруа, — подтвердил Гаунт, и они пошли вдоль тротуара.

Рената предложила сесть на скамейку в саду, разбитом около здания ОАГ.

122