Мессулете, должно быть, услышал свист подлетающего к нему камня, но упустил время, так как фокус его видения сузился до диаметра нити от концентрации его психической воли.
Осознание опасности пришло к нему слишком поздно. Кусок бетона ударил его и сбил с ног.
Николас бросился к Челесте, которая стояла ни коленях на дороге, не обращая внимания на гудки проезжавших машин. Одно такси было совсем близко от нее, когда ее сбросило с тротуара, и продолжало надвигаться, несмотря на отчаянные попытки водителя остановить машину.
Резкий скрип тормозов, запах горелой резины сопровождали Николаса, когда он продрался через толпу и протиснулся между двумя чугунными тумбами, врытыми на дороге, с тем чтобы не дать возможности парижским водителям парковать свои машины на углу. Он упал, так как это был единственный шанс — такси было совсем рядом. Он чувствовал его выхлопные газы, видел, как передние колеса оставляют черный след на дороге. Подогнув голову, он свернулся в клубок и, ускорив движение, подкатился к Челесте, обхватил ее за талию, поднял, перебросил через плечо и устремился к противоположной стороне дороги.
Таксомотор, отчаянно скрипя тормозами, проехал по месту, где только что находилась Челеста, и остановился через несколько футов. К тому времени Николас снова был на ногах, с испуганной Челестой в руках. Он понес ее прочь от любопытной толпы, от сигналящих автомобилей, пораженного водителя такси и опаляющего психику газа, напоминающего запах цветов греха.
— Я должна идти, мом, не дашь ли мне полсотни? — хихикнула Франси. — Мы зашвырнем потом в кино.
Затем, все еще находясь в руках Кроукера, она начала всхлипывать.
Лицо Маргариты выражало отчаяние.
— Франси, дорогая...
— О боже! О боже! — слезы катились по лицу девушки. — Я не могу больше так.
— Пойдем, Франси. — Маргарита дотронулась до нее. — Я отвезу тебя домой.
— Нет! — отшатнулась она и прильнула к груди Кроукера. — Я не пойду домой. Я умру дома.
— Франси... — начала было Маргарита, но остановилась, глядя в глаза Кроукера. Она понимала его, знала из разговора с психиатром, что иногда посторонний человек может быть полезнее, чем родственник, особенно родители.
— Франси, я не собираюсь делать ничего против твоей воли, — сказал Кроукер. — Я заберу тебя и увезу отсюда.
— Но мы не поедем домой? — вскричала она. — Я не хочу ехать домой!
— Нет, не домой. Мы поедем куда-нибудь, где ты и я сможем поговорить. Хорошо?
Франси посмотрела на его биомеханическую руку.
— Я хочу подержать ее, — прошептала она, широко раскрывая глаза.
Кроукер сжал пальцы в твердый кулак, а Франси обхватила его обеими руками.
— Теперь никто не посмеет тронуть меня, — проговорила она тихо, как бы про себя. Она кивнула головой, и Кроукер взял ее на руки.
— Здесь есть черный ход? — обратился он к Маргарите.
Она собиралась протестовать, но увидела, что ее дочь стала успокаиваться.
— Вот сюда. Я расплачусь по счету, и предупредите охранников, чтобы они не поломали вам руки.
Маргарита присоединилась к ним через несколько минут, направившись к своей машине. Охранники держались на почтительном расстоянии, но еще не забрались в свой автомобиль. Она торопливо подошла, открыла ключом дверцы. Кроукер занял вместе с Франсиной заднее сиденье.
— Куда поедем? — спросила Маргарита.
— Почему бы нам не остаться пока здесь, — предложил Кроукер. — Ты не возражаешь, Франси?
Она кивнула молча, с глазами, полными слез, уткнулась носом в его мускулистое плечо. Потом стала шмыгать носом.
— Я хочу задать тебе несколько вопросов, — сказал Кроукер тихим, спокойным голосом, — но хочу, чтобы ты запомнила: ты совершенно не обязана отвечать на любой из них.
Маргарита сидела за рулем, повернувшись вполоборота и наблюдая за Кроукером и своей дочерью через зеркало заднего обзора.
— Можешь ты сказать мне, почему ты уверяла, что чувствуешь себя так, как если бы ты умирала?
— Я еще и сейчас так себя чувствую.
— Правда? Почему?
Она пожала плечами.
— Просто чувствую себя так...
— Хорошо, а в чем состоит это чувство?
— Темнота. Просто... — Она не находила нужных слов и закрыла глаза. Вновь заплакала. На этот раз тихо.
Кроукер прикоснулся к ней, ничем другим не показав, что видит ее отчаяние.
— Франси, а кто твоя любимая актриса?
— Джоди Фостер, — ответила Франси, вытирая нос.
— Хорошо. Представь себе, что ты Джоди Фостер и играешь в кино, скажем, в «Терминаторе-4».
Девушка хихикнула.
— Это смешно. Джоди Фостер не могла бы быть в «Т-4». Это была бы Линда Гамильтон.
Она перестала плакать и заметно ожила.
— А что, если бы они не смогли заполучить Линду Гамильтон? Может быть, они взяли бы тебя. Ну как?
— Ладно.
— Теперь представь себе, что то, что произошло только что в ресторане, является сценой из фильма. Подумай о своем чувстве, как о какой-то посторонней вещи, как о чем-то, что испугало тебя, и постарайся вспомнить свое чувство. Пусть в твоем воображении возникнет вся картина. А теперь опиши мне ее.
Франси зажмурилась.
— Я в машине, не такой, как эта, а в большой. Еду за городом. Ночь и очень темно. Я, кажется, должна... спать, но я не сплю. Я бодрствую, лежу на заднем сиденье, слушаю голоса, гляжу на ночное небо. — Ее веки задрожали. — Это небо, такое близкое и черное... чернее черного, как бывает, когда забираешься под толстое одеяло летом... никаких звезд, никаких облаков... душно.
Она вздохнула и открыла глаза. В них был ужас.
— Все хорошо, — успокоил ее Кроукер, прижав к себе. — Ты в безопасности, со своей мамой и со мной.